Пост-Москва (СИ) - Страница 39

Даша разливает суп по мискам. Сергей Сергеевич режет хлеб, колбасу, какой-то сыр.

— Да что говорить? — отнекивается Даша, когда они усаживаются за стол. — Я и сама не понимаю, но иногда вместо меня как будто живёт другой человек. Или это я иногда живу чужой жизнью.

— Очень хорошо сказано! — хвалит её Сергей Сергеевич, разливая водку по рюмкам. — Только это не ваши личные проблемы, это проблемы самой реальности.

Они чокаются и выпивают. За окном раздаётся автоматная очередь. Потом ещё одна.

— Здесь мы в безопасности, — говорит им безумный профессор. — Но скоро безопасно не будет нигде, если не навести порядок в самых основах бытия. Вот вы, Дарья, говорите, что иногда живёте чужой жизнью. А вы не задумывались, чьей именно?

— Я не знаю. Сегодня утром я не узнала Ивана, а вчера, наоборот, у меня было чувство, что он мне самый родной и близкий человек, хотя мы с ним не были хорошо знакомы… До вчерашнего вечера.

— А с кем вообще вы знакомы? Кого вы хорошо знаете?

— Ну, коллеги, подруги детства…

— Назовите хоть одну подругу детства, если вам не трудно.

Иван не понимал, куда клонит Сергей Сергеевич, но решил не вмешиваться в разговор, во всяком случае пока. И ещё его удивило, что Даша испытывает явное затруднение, пытаясь вспомнить имена своих подруг.

— Света? Таня? Люба? — с явным любопытством спрашивает между тем профессор.

Даша кивает как-то потерянно.

— Так как же зовут ваших подруг? Назовите хотя бы имя вашей лучшей подруги.

— Я не знаю, — тихо отвечает Даша. — Я… Что-то с моей памятью.

— Да нет, Дарья, это не с вашей памятью проблемы, — Сергей Сергеевич разливает водку. — Вы не можете вспомнить того, чего не было. Прошлое Вселенной стремительно сокращается. Скоро никому из нас не будет тут места.

Они доедают суп в полном молчании.

6

ФИДЕЛЬ:

До захода солнца мне надо закончить пару дел, одно из них отлагательства не терпит. Пока «Мертвецы» оттачивают технику боя на нано-волокнах, я оставляю Брэда за старшего, а сам отправляюсь по делам. Таксеров больше нет, так что приходится передвигаться на допотопном троллейбусе. В принципе, ехать недалеко, правда, пару раз пришлось демонстрировать калаш, причём один раз конкретно прикладом в рожу. А потом ещё повторять урок ботинком по рёбрам, для лучшей запоминаемости. Но кое-как я всё-таки доехал до площади Маяковского. Постояв минут десять, покурив, я нашёл тех, кого искал. Это были те самые гопнички, что наехали на меня в метро. Они оттачивали тут мастерство крутить сальто на самокатах. Тусовка у них была весёлая, что тут скажешь.

Я подошёл к самому дохлому среди них, по виду вожаку:

— Узнаёшь?

— Да, дядя. Ты ещё не в Печатниках?

— Нет, как видишь. Мне нужен ты и твоя банда.

— Нахрена я тебе понадобился?

— У меня позиция останется без прикрытия.

— Мы в этих делах не участвуем.

— Участвуете. С этой минуты участвуете.

Наконец, он посмотрел мне в глаза.

— Мы, если что, за мир.

— А мне похрен, — говорю я. — Будете мирно потрошить гастов. В чём твоя проблема?

— У меня нет проблем.

— Бери с собой вот этих, — говорю, показывая на шизанутых на голову акробатов на самокатах. — Им понравится.

— Мы против всей этой хрени с оружием.

— Мне похрен.

— Согласен. Ты её приведёшь?

— Она мертва. Я её принесу.

— О-кей.

— К десяти будьте у бывшей «Ленинградской». Получите оружие, брифинг проведу сам.

— Тёлки там у вас есть?

— Только те, которых приведёшь с собой сам. Выпивка не проблема.

— Замётано.

Я отправляюсь дальше. Он и его самокатчики придут, я знаю.

7

Когда Геринг заходит в павильон, съёмки уже в разгаре: Папа пытается засунуть в волчицу некое приспособление с волчьей спермой, но у него всё никак не получается. Волчица млеет от этих попыток и пытается лизнуть Папу в руку.

— Славик, что у тебя с лицом? — спрашивает Папа и, наконец, заправляет свой инструмент искусственной любви, куда надо. — Вот, ещё один вид живых существ спасён! Мною, лично…

Геринг машет рукой, мол, ерунда, не важно, и садится в свободное кресло. Кресло оказывается режиссёрским, о чём режиссёр тут же сообщает Герингу в самых простонародных выражениях. Геринг обращает этот инцидент в шутку, соль которой видна одному только ему, судя по выражениям лиц съёмочной группы, и пересаживается в другое кресло. Режиссёр в некотором смысле любимчик Папы, ему нужно простить некоторые вольности. До поры, до времени.

Режиссёр шевелит тараканьими усищами и вгоняет Папу в образ:

— Ну, что же ты, родненький, ну, нельзя же так. Ты же президент великой державы! Вот, вот так смотри. Скажи ему: «Ты — педераст!» Скажи, скажи этому сопляку, что ты о нём думаешь. Эх, Сталина на них нет. Скажи ему «Пошёл нахрен, дворовой», скажи. Вот! Вот теперь я вижу Ивана Грозного. Так, так. Докопайся до него, народ хочет видеть, как ты довыделываешься до министра, а встык пойдёт волчица. Осеменённая.

Волчица глядит благодарными глазками. Долгоиграющие наркотики не скоро ещё её отпустят.

8

Иван говорит задумчиво:

— Странности начались, когда я сконструировал Ночного Кота. В первый же запуск кот увидел радиоактивную пустыню вместо города. Я понятия не имею, как это могло произойти. Псевдоморфы ведь всего лишь усовершенствованные компьютеры, ну, пусть роботы. А мой кот видел что-то из будущего…

— Не скажите, — отозвался Сергей Сергеевич. — Вы вообще в курсе, откуда взялась технология псевдоморфов?