Пост-Москва (СИ) - Страница 93

— Вот мой пророк. Он будет говорить вместо меня вам. Ты будешь быть человек?

— Я буду быть человек, — отвечает старик. А потом начинает и говорит:

— Я был мёртв, а стал жив. Я говорю, и меня слушают. Ибо невидимый простирает свои руки над нами, и неосязаемый напрягает свой лук. Из праха вышли, в прах уйдём. Что есть наша жизнь на земле, если с восходом мы открываем глаза, а с закатом начинаются сны? Время жизни пять лет, а если в силах, то шесть. Откуда пришёл, туда и уйдёшь, и хорошо, если враг не соблазнит тебя на путях твоих, и завистник не посмеётся на тебя, когда ты будешь бессилен, а твой язык засохнет от жажды, и ты не сможешь ничего ответить…

Фидель смотрит на него с изумлением, но только молча разворачивается и идёт к вертолёту, где его уже ждут Иван, Ксения и Николай — его ангелы-хранители, его команда, его бойцы и его банда.

— Да, автоматический режим есть, — сообщает Иван. — Какие координаты забивать?

— Какие координаты у Красной площади? — задумчиво отвечает Фидель. — Их и забивай.

— Понял, — Иван тыкает пальцем в сенсорный дисплей. — Готово.

— Ну, поехали, — машет рукой Фидель. — С Богом, Которого нет.

Вертолёт раскручивает винты и плавно отрывается от земли.

9

У следователя звонит телефон:

— Да, она здесь. Даёт показания. Говорит, что её похитили, а некую девушку убили на её глазах. Понял. Я подожду, конечно.

Он отключается от линии. Потом нажимает кнопку вызова.

Анастасия поднимает на него иконописные глаза:

— Зря вы, Андрей Григорьевич, так.

Следователь не смотрит на неё, он явно смущён.

— Только давайте без ваших этих штучек, Анастасия Олеговна! — говорит он. — Это давление на следствие.

И снова нажимает на кнопку. Никто не приходит. Он жмёт ещё и ещё.

— Там никого уже нет, — замечает та, кого звали Офелия. — И этих тоже не будет.

Следователь меняется в лице:

— Вы знаете, что это преступление? — он пытается листать брошюру уголовного кодекса. — Вот…

Дверь снова медленно открывается. Бронированное чудовище шумно сопит, высовывая раздвоенный язык.

— Боюсь, Андрей Григорьевич, я не смогу вас защитить, — меланхолично замечает Офелия-Настя. — Вы решили конкретно насолить Вселенной. Но я тут ни при чём. Я и сама её боюсь.

Тварь в одном прыжке пересекает кабинет. Хрустят перемалываемые кости. Монстр запрокидывает голову, отрывая куски плоти и заглатывая их.

Офелия отвернулась и закрыла глаза ладонью. По её щекам текли слёзы.

Чудовище, насытившись, дремлет на полу. От его смрадного дыхания слезятся глаза. Офелия встаёт и выходит из комнаты.

По пути на улицу ей не встретился никто, потому что никто не выжил. В кадке возле выхода выросло растение с листьями, как у папоротника, но с небольшим бутылкообразным древесным стволом и ярко-красным цветком на макушке деревца.

10

Фидель уткнулся в иллюминатор: город внизу лежал перед ним, как на ладони, город, отобравший у него прошлое, но подаривший взамен любовь, которая сидит рядом с ним, готовая пойти до конца. Видны баррикады, перегородившие улицы, перевёрнутые машины, несколько обгоревших домов — следы недавних боёв. Солнце уже встало, и предутренняя туманная дымка быстро рассеивается. Как бы помимо своей воли Москва неожиданно приобретает праздничный вид. Людей почти нигде не видно, но Фидель знал, что это ни о чём не говорит: люди быстро научились воспринимать все необычные вещи, такие, как вертолёт над головой, как угрозу. Никому сейчас не придёт в голову махать тебе снизу рукой, как это было раньше, в его детстве. Стоп. Его мысль в очередной раз наталкивается на некую стену, хотя он чувствовал, что эта стена пошла трещинами и в любой момент может рухнуть под собственным весом.

Фидель обнял Ксению и прошептал ей на ухо:

— Я тебя люблю, Ксюша, береги себя, ладно?

Ксения вместо ответа целует его в губы.

Иван сидел в кресле первого пилота, слева, Николай — на месте второго. Вертолёт управлялся автопилотом, полностью автоматически от взлёта до посадки, и им явно было нечем заняться. Иван что-то включил на панели управления, и начинает звучать музыка — величественная, помпезная, трагическая и торжествующая музыка.

Фидель откуда-то знает, что это «Полёт валькирий», более того, эта музыка почему-то ассоциируется у него именно с вертолётом, и не с одним, а целой вертолётной стаей, низко летящей над джунглями. Откуда эта картинка и эта ассоциация, он не знает, вряд ли он сам принимал участие в той войне, но запах напалма поутру он ощущает почти физически.

Вертолёт делает пару разворотов и заходит на посадку вместе с последними звуками гимна чужой войне. Колёса шасси мягко касаются брусчатки Красной площади. Время решающей миссии наступило.

11

ФИДЕЛЬ:

Мы вылезли из вертолёта и пошли к Спасским воротам. Там нас уже ждал офицер в камуфляже. Он коротко отдал честь и вежливо попросил оставить оружие на контрольно-пропускном пункте. Я не менее вежливо отказался. Офицер сказал, что таковы правила, я послал эти правила куда подальше. Тогда он набрал номер и позвонил куда-то, объяснил ситуацию, потом кивнул и сказал караулу на входе:

— Всё в порядке. Они идут со мной, как есть.

Это уже было другое дело. Всегда начинается вот с этого, с оружием нельзя, тут дети, депутаты, полиция, президент, массовые гуляния, пройдите через рамки металлоискателя, мы беспокоимся о вашей же безопасности, покажите содержимое ваших сумок, вы не против, если мы вас обыщем, необходимо получить разрешение, нет, у вас не хватает ещё одной справки, не более двух единиц в одни руки, ты же не хочешь, чтобы бостонская трагедия повторилась в калужской глубинке, она сама виновата, что так поздно одна возвращалась домой, решётки на окнах надо было ставить более прочные, есть прекрасные металлические двери, которые практически невозможно вскрыть; а заканчивается тем, что оказываешься в добровольном тюремном заключении за свой собственный счёт, а внутри у тебя поселяется лучший тюремщик на свете — страх.