Пост-Москва (СИ) - Страница 20

Нет, Папе надо было бы претендовать на роль Марлона Брандо из «Крёстного отца», но тут подвела фактура — ссохшийся плюгавенький старикашка походил на дона Карлеоне не больше, чем мопс на бультерьера. Тут даже ошейник с шипами не поможет.

И тут Геринга осенила очередная блестящая, парадоксальная, непредсказуемо гениальная идея. Ну, как это бывало всегда, когда он включал свои, по его мнению, блестящие мозги. Впрочем, мозги у него на самом деле были гениальными, с этим фактом никто никогда не спорил. Он достал свой карманный имитатор реальности и набрал на экране нужные параметры. Потом включил воспроизведение.

И оказался посреди радиоактивной пустыни, где не было ничего живого кроме него и какого-то чёрного кота метрах в десяти. Кот зашипел и тенью скрылся среди развалин. А сверху, будто порочный снег, сыпался радиоактивный пепел.

5

ФИДЕЛЬ:

Я спросил своих бойцов, громко и отчётливо, будто хотел удержать в голове ясную и отчётливую мысль:

— Ребята, вы когда последний раз срали вообще?

Повисло всеобщее молчание. Потом, будто пробираясь через болотную топь, Утёнок неуверенно переспросил:

— Фидель, ты о чём?

— Я о том, — продолжал я. — Что никто из нас не помнит, когда в последний раз мы жили нормальной жизнью. Срали, ходили на лекции в универ, видели свою семью. Это же странно, не правда ли?

— Ну, мы на войне… — начал Утёнок, но его перебил Эдвард-Руки-Ножницы:

— Фидель прав. Я лично не помню, когда мне пришлось… Опорожняться.

— А я не помню, когда у меня были месячные! — неожиданно заявила Ведьмочка. — Нет, вы не подумайте…

— А что тут думать? — удивился Брэд. — Вот эти штуки — они не могут быть настоящими!

Он показал на плазменные пистолеты-пулемёты, которыми мы сегодня с Утёнком разобрались с таксерами. И добавил:

— Камрады, мы влипли в какую-то хрень.

Утёнок неожиданно рассмеялся.

— Вся эта хренотень описана вот в этой книжке! — сказал он. И показал на томик, который нам дал Сергей Сергеич. — Это называется… Так, где же это? Это называется «возвращение первичной неопределённости». Проще говоря, Дни Творения могут вернуться, и тогда память работает вхолостую, не в силах отличить реальные факты от вымысла. А это означает, что вымысел становится реальностью, а реальность, которую мы принимаем в виде фактов, может то исчезать, то появляться.

— Да ну, нахрен! — воскликнул обычно молчаливый Кадаффи. — Реальность — вот это!

Он указал на площадь перед нашей позицией, потом как-то странно переменился в лице и почти прошептал:

— Фидель, глянь-ка…

Я посмотрел на площадь через импровизированную амбразуру. А там ничего не было. До самого горизонта простиралась ровная, как стол, пустыня, а сверху на её гладкую, будто выжженную адским огнём, поверхность падал серый пепел.

— Ты это видишь? — спросил Кадаффи.

Да, я это видел. И ещё я видел чёрного кота, сидящего напротив метрах в двадцати. А потом всё внезапно исчезло, и из-за привычных развалин показались редкие цепи гастов, тупо бредущих в очередную бессмысленную атаку. Но кот продолжал сидеть на том же самом месте.

— Кис-кис-кис, — позвал его я. — Иди сюда, здесь сейчас будет жарко.

Кот мяукнул и в три-четыре прыжка оказался рядом со мной.

— Работаем, господа, — сказал я, впрочем, в этом не было необходимости — все уже давно заняли свои места. С оружием в руках мы все и каждый из нас преграждали гастам путь к счастью. Во имя Милосердного и Всемилостивейшего.

6

Иван сидел в камере и от нечего делать разглядывал стены. «Умираю, но не сдаюсь» он увидеть и не надеялся, потому что обитателями сего обезьянника были не суровые партизаны, а обычные бомжи, алкоголики и, иногда, залётные бляди. Но пара строк вдруг привлекла его внимание. На стене было написано печатными буквами гелиевой ручкой: «Ночной сам знает дорогу. Не мешай ему». Кто мог написать это и с какой целью? Или это одно из тех совпадений и нелепиц, которые преследовали его в последнее время? Он не знал.

Зато он точно знал, что не насиловал Дашу — это было немыслимо и не обсуждалось, но ему приходилось сидеть в реальной тюремной камере за то, что он не мог бы сделать в принципе. И тут эта надпись — «Ночной». И страх офицера полиции. И Даша, строчащая заявление на него, кого она пригласила к себе домой сама, которому клялась в любви до гроба.

Что-то происходило вокруг него, что-то, связанное с его безобидной игрушкой — его Ночным Котом, сделанным им в свободное время едва ли не на коленке. Впрочем, сам он знал цену своему котику — это действительно был прорыв и в дизайне псевдоморфов, и в софте, и, он был уверен в этом, в техническом исполнении его проекта. Но главное всё-таки — это дизайн. Вот как было в истории военной техники, когда едва ли не самоучка вдруг открывает простой и эффективный способ вылепить из хорошо всем известных идей и деталей нечто потрясающее, вроде Т-34 или автомата Калашникова. А все остальные только разводят руками и чешут в недоумении репу, как это только не пришло им в голову самим, ведь всё тут очевидно, просто и понятно. Тот же Т-34: подвеска Кристи, известна сто как лет в обед, наклонная броня — известна, дизель от бомбардировщика, пушка — перепев всё той же классической трёхдюймовки. Но нужен гений конструктора, чтобы сказать: «Брони будет больше, но мощности движка хватит, если мы откажемся от колёсного хода». И хватило и брони, и мощи, чтобы тридцатьчетвёрки перестали бояться не только грязи, но противотанковых штатных средств вермахта.