Пост-Москва (СИ) - Страница 23

— Но они там стоят, — то ли с удивлением, то ли с простой констатацией факта сказала Ведьмочка.

— Угу, — сказал я. — Стоят. Скоро опять сюда побегут, так что лучше уберите их от греха. Огонь!

Снова заработали пулемёты. Через пару минут всё стихло. От толпы осталась груда тел, похожих больше на кучи тряпья, чем на свалку мертвецов. Впрочем, я не хотел бы повторяться, даже в таком колоритном образе, ну, да ладно, сойдёт и так.

Я достал фляжку с лучшим солодовым виски, которое мы только смогли найти в окрестностях, сделал хороший глоток, а потом пустил её по кругу.

— Ну, давайте допросим нашего языка, — сказал я весело. Мне действительно было весело.

Гаст с почти смышлёными глазами сидел на куче разбитых бесконечными перестрелками кирпичей, куда он рухнул, когда ребята открыли шквальный огонь по его сородичам.

Ребята расселись вокруг, кто на что — на импровизированные лежанки, кресла из холла бывшей гостиницы, матрасы от диван-кроватей. Я нашёл себе место на простой деревянной табуретке, чтобы не слишком расслабляться. Ну, и с той мыслью, выработанной в ходе командования этой бандой головорезов, чтобы физически возвышаться над остальными, прежде всего над нашим пленным.

— Ты, — спросил я его. — Ты кто такой?

Он недоумённо уставился на меня и что-то промычал.

— Спрашиваю тебя ещё раз, — спокойно говорю я. — Кто ты такой?

— Давай я его немножко почикаю, — подала голос Ведьмочка. — Заговорит, как миленький.

— Да не нужно, дорогая, — говорю я как можно душевнее и с чувством. — Лучше приласкай меня сегодня вечерком.

— С удовольствием, папочка, — с видом невинной девочки хлопает ресницами Ведьмочка.

— Эх, не искушай меня без нужды, — продолжаю я нашу игру во флирт. — Я ведь могу не выстоять…

— Именно на это я и надеюсь! — отвечает она.

Но игры играми, а дело надо доделать. И я снова обращаюсь к этому пугалу:

— Кто. Ты. Такой?

Внезапно сквозь бормотание гаст произносит громко и отчётливо:

— Бу-бу-бу… Я буду быть человек! — и опять. — Бу-бу-бу…

И повторяет снова, также громко и отчётливо:

— Я буду быть человек!

10

Геринг вошёл в это неприметное здание с наглухо затонированными окнами. Замок щёлкнул и дверь приоткрылась, как только он к ней подошёл торопливым шагом от своего лимузина. Лицо у него было озабоченным, голову переполняли неприятные мысли, а на сердце точно кошки скребли.

Идя по пустым коридорам, поднимаясь по лестницам, снова по коридорам, он нигде не встречает ни одного человека, впрочем, как и обычно. Дорога ему хорошо знакома, он явно спешит, едва не переходя на бег, пока, наконец, не подходит к одной из дверей, естественно, без всякой таблички, и даже никакого номера или опознавательного символа на ней нет. Учреждение, расположенное в этом здании, настолько серьёзно, что у него нет даже названия, а сотрудники этого учреждения не имеют никаких должностей: между собой они зовутся по рангу «младший», «сотрудник», «старший» и «Главный». Вот в кабинет Главного Геринг и попадает, в очередной раз удивляясь его старомодной монументальности и неброской роскоши.

Хозяин кабинета встаёт из-за огромного стола и делает пару шагов ему навстречу. Геринг машинально отмечает это число и во рту у него становится кисло: всего лишь два. В лучшие времена он получал в свой адрес полноценных четыре шага. Они пожимают друг другу руки и садятся в кресла вокруг кофейного столика. Хозяин разливает виски по бокалам и протягивает один из них Герингу. Тот отмечает в уме, что его не спросили, будет ли он пить, и что именно. Впрочем, Герингу сейчас не до церемоний и не до административно-бюрократического этикета. Как это ни печально, но у него сейчас проблемы, в этом стоило признаваться открыто, а Геринг никогда не боялся признать себе правду.

Как бы вторя его раздумьям, хозяин этого секретного учреждения говорит ему негромким хорошо поставленным голосом:

— Я слышал, у вас некоторые проблемы.

Чертыхнувшись про себя, Геринг изображает на лице некое подобие улыбки, чтобы не доставлять этому лощёному и импозантному господину слишком большого удовольствия:

— Ну, я бы не стал говорить о каких-то серьёзных проблемах. Так, скорее, небольшие затруднения.

Хозяин кабинета едва заметно улыбается, но его глаза остаются холодными, даже, можно сказать, исполненными дьявольского мороза. А самое неприятное для Геринга, что тот ничего не говорит ему в ответ.

В кабинете повисло молчание, сквозь которое Герингу приходилось пробираться маленькими осторожными шажками, будто по полю по пояс в густой траве, где обитает множество ядовитых змей. Однако делать было нечего, и ему приходилось выполнять свою нелёгкую миссию.

Геринг не любил играть в гляделки, но в стенах этого кабинета, знал он, взгляд отводить было нельзя, это признак слабости, признак тонкожильности и расовой обречённости. Поэтому он смотрел прямо в глаза этому господину с коротко стриженными седыми волосами и с небрежно повязанным на шее шёлковом платке, одетому в старомодный блейзер с тусклыми латунными пуговицами, и говорил, стараясь придать голосу лёгкую небрежность, как будто он рассказывал о забавном недоразумении, приключившемся с его знакомым на отдыхе в Ницце, недоразумении между любовницей и женой, с участием прелестной горничной. Во всяком случае, Геринг хотел произвести именно такое впечатление своим рассказом:

— Вы же знаете, проект изначально был довольно-таки рискованным и затратным, но мы обеспечили необходимое финансирование и добились неплохих результатов. Первые образцы вполне работоспособны и легко могут быть адаптированы для серийного производства. Трудности… Некоторые трудности, — он подчеркнул слово «некоторые», чтобы создать впечатление несущественности этих самых трудностей. — Возникли при полевых испытаниях образцов. Тем не менее, ничего особо серьёзного не случилось…