Иван кивнул, потом добавил:
— Кстати, с Роспотребнадзором будут небольшие проблемы.
— Какие? — заинтересовался Георгий.
— Там находится центр, откуда координируются все банд-гасты. Наверняка он хорошо защищён.
Президент помотал головой:
— В пределах Москвы ядерное оружие применяться не будет. Это моё последнее слово.
Я сказал, потирая костяшки правой ладони:
— В этом и нет необходимости. Мы побережём людей. Гасты с крыльями сделают всё в лучшем виде.
— Значит, это не миф?
— Что угодно, но только не миф, — сказал я. Перед глазами у меня были ребята из клана «Мертвецов», погребённые под грудой копошащихся крыльев.
Девушка идёт по тротуару. Солнце только-только показалось над горизонтом, там, где есть некое подобие горизонта в мегаполисе. Прохожих не видно, город будто вымер. Улицы пустынны, не ходит ни транспорт, ни машины, будто на городские кварталы упала нейтронная бомба. Из арки в доме, ведущей во двор появляется группа гастов. Они озираются по сторонам, но всё спокойно. Тогда они направляются к ней наперерез.
— Эй, девушка, — говорит один из них с сильный и непонятным акцентом. — Дай телефон, мама позвонить.
Другие в это время отрезают ей пути к отступлению, действуя слаженно и молча, как волчья стая.
Девушка замирает на месте. Она чувствует, как страх парализует е волю, а её ноги делаются слабыми и непослушными.
Гасты уверены в себе. Двое из них тащат за спиной узлы с какими-то вещами. Один держит в руках железный прут из арматуры.
Это типичная сцена на улицах столицы в это утро. Пришлые, с неизвестным прошлым люди, хозяйничают в городе, ставшим для них лакомым куском неведомой жизни.
И вот они уже окружают девушку кольцом, но тут что-то идёт не так, как было задумано. Визжат автомобильные покрышки, и рядом с ними останавливается легковая машина. Из машины выходят четыре уверенных в себе мужчины с автоматами в руках. Двое из гастов соображают быстрее других и пытаются скрыться с места, но пули летят гораздо быстрее и легко выигрывают соревнования по бегу. Остальные гасты пытаются что-то сказать, но их никто не слушает из этой четвёрки. Грабителей ставят на колени и расстреливают тут же, на газоне. Эхо от автоматных очередей гулко отдаётся среди панельных многоэтажек.
Потом тот из мужчин, кто ведёт себя, как старший среди них, смотрит на девушку и мягко спрашивает:
— Вы ведь Анастасия? Офелия?
Девушка кивает головой. Она в шоке и не может ещё сказать ни слова.
— У меня есть приказ доставить вас к отцу, его зовут Фидель.
Наконец девушка справляется с нервами:
— Да, я знаю. Теперь я знаю.
Утро Судного дня наступило.
Город, поделённый на зоны, сферы влияния, схлопнувшийся в своих кольцах и замурованный блок-постами и баррикадами, просыпается тяжело, будто с тяжкого похмелья после многодневного запоя. Москва-Сити, огороженный Бульварным кольцом, будто крепостным рвом с протухшей водой, замер в немом ужасе перед неизвестностью бытия. Сегодня воскресенье, и большинство менагеров, юристов и экономистов по образованию, вероисповеданию и убеждениям, остаются дома, там, где застала их судьба и Революция. Блок-посты пусты, полиция исчезла ровно в тот момент, когда от неё мог бы быть хоть какой-то толк.
По улицам, ведущим в самый центр города, бредут гасты. Чем дальше, тем их становится больше. Отдельные группки собираются в толпы, толпы вытягиваются в колонны, чтобы уже при подходе к Кремлю слиться в единую серо-коричневую-чёрную массу.
Те горожане, кто уже проснулся или ещё не ложился со вчерашнего бурного веселья, в ужасе смотрят в окна на улицу. Они не понимают, что происходит. По телевизору крутят одно и то же выступление президента, в котором он призывает сохранять спокойствие и соблюдать порядок. А ещё президент говорит о необходимости вооружаться и создавать по месту жительства или работы народные дружины и советы.
Гасты концентрируются на Красной площади. Они чего-то ждут, но совершенно спокойны и даже деловиты. Многие из них держат в руках сотовые телефоны, но раз за разом им сообщают, что наступил великий день, вселенский праздник исполнения их истинного предназначения.
Новости по телевизору вдруг прерываются картинками прямой трансляции с улиц и проспектов столицы без всяких комментариев. Потом даётся панорама Красной площади с разных ракурсов. Без комментариев, без фоновой музыки, без монтажа. Только масса гастов с непроницаемыми лицами и шум от шарканья двух миллионов ног по асфальту и брусчатке.
Город погрузился в топкую трясину ксенофобии, ненависти и страха. И только солнце в июльском небе, как ни в чём ни бывало, светит на правых, незваных, невиновных и грешников без разбора.
— Странно, но я выгляжу неплохо для своих лет, — задумчиво говорит Георгий, глядя на экран, где в очередной раз транслируется выступление президента. — Это тем более странно, что я не помню, чтобы я это когда-либо говорил. Или даже слышал этот текст.
— Забей, — советует Фидель. — Мало ли кто что помнит, не помнит. Ты по существу не возражаешь, надеюсь?
— Да нет, по существу всё верно, вот только…
— Что опять не так?
— Не будут они вооружаться. В Москва-Сити скопились трусливые лицемеры, для которых вооружённый мужчина — зримое исчадие ада, а сам принцип оружия — как роспись кровью на договоре с дьяволом.
— Поэтично сказал.
— Ещё б. Как вы это сделали?