— Что? Твоё выступление?
— Ага.
Фидель подумал, а потом признался:
— Если честно, понятия не имею. Могу только предположить, что улитки взломали твоё телевидение и запустили туда вирусный ролик с компьютерными спецэффектами.
— Понятно. Я всегда подозревал, что президент, в принципе, не особо нужен. Даже не спрашиваю, кто такие эти «улитки»…
— И правильно делаешь. Но я тебе всё же скажу, чтобы ты понимал, насколько всё серьёзно. Ты ведь представляешь себе, что такое сеть? Ну, в широком смысле, не просто интернет, но вообще вся сеть — с банкоматами, видеокамерами, сотовой связью, каналами передачи данных для крылатых ракет и псевдоморфов, системами глобального позиционирования, автоматизированными системами управления городской энергетикой?
— Представляю. Особенно хорошо представляю систему управления светофорами в городе.
— Да, и это тоже. Так вот, представь себе, что есть некие улитки, которые взломали все коды и пароли на своём пути и добрались до всех этих систем. И они по-своему разумны.
— Что значит «по-своему»?
— Что значит «разум»?
— Хм… — президент сделал неопределённый жест рукой. — Понятно, философия.
И повернувшись в сторону дивана:
— Кто-нибудь принесёт уже что-то типа льда ему на яйца? Славик, твои стоны меня уже заебали! Думать надо было, в кого стреляешь, дебил.
ФИДЕЛЬ:
Геринг всё ещё стонал и корчился на диване, но раньше он успел сообщить, что Офелию должны были оформить в Тимирязевской межрайонной прокуратуре и допрашивать как подозреваемую там же, со стороны Следственного комитета. Я позвонил, куда надо, и послал ребят из местного отряда самообороны по адресу. Они отзвонились и сказали, что в здании нет никого в живых, если не считать какой-то твари размером с полгрузовика. Это уже радовало. Я отдал им распоряжение прочесать весь район, она должна была быть где-то там неподалёку.
И вот они звонят и говорят, что нашли Офелию.
— Что с ней? Она жива?
— Жива, здорова. Но мы подтянулись вовремя, Фидель.
— Срочно везите её в Кремль, — сказал я. — И спасибо, мужики.
Президент внимательно смотрел на экран телевизора, где транслировалось торжественное шествие гастов на Красную площадь.
— Я правильно понимаю, что это твоя идея? — спросил он меня.
Я только пожимаю плечами:
— Мы взломали их сотовую сетку и дали приказ от имени их координаторов собираться на площади. На Красной площади.
— И они послушались?
— Ну, да. У них же великий праздник сегодня.
— Какой праздник, Фидель?
— Праздник всесожжения. Ты заебал, Геринг! Хочешь, чтобы я тебе добавил с ноги?
Как же меня бесит этот боров на диванчике! И не только меня. Ксюша непроизвольно вонзает свои сверхострые ноготки в столешницу из массива махагона.
— Знали бы вы, как трудно найти сегодня краснодеревщика, — замечает Георгий.
— У тебя в городе вообще трудно найти кого-либо с руками и головой, — философски отвечаю я.
— Это точно, — соглашается он.
Николай и Иван работают на своих ноутбуках, не покладая рук, рассылая распоряжения, приказы и рекомендации по местам за подписью «Генеральный координатор». Судя по всему, это должен быть я. Правда, я настоял, чтобы рассылка любого приказа сопровождалась обязательной формулой «если это не противоречит твоей совести».
И не спрашивайте меня, что я имел в виду.
На трибуну мавзолея поднялась красивая девушка с хрупкими чертами лица и огромными глазами. Внизу, возле входа на лестницу, ведущей к трибуне её ждёт её отец, которого все знают как Фиделя.
Из-за кремлёвских стен неожиданно появилась грозовая туча, освещённая изнутри всполохами молний. Туча небольшая, и непонятно, откуда она вообще взялась тут в этот погожий солнечный денёк. Туча непроницаемо черна, как будто око беспощадного великана воззрилось с небес на землю, или тебе снится страшный сон с грозовыми тучами, или это господь из чрева облака разговаривает со своими ангелами.
Гасты заполнили всю площадь и прилегающие к ней улицы. Они стоят тесно, плечом к плечу. Они пришли сюда, чтобы участвовать в празднике с непонятным для них названием — праздник всесожжения. Их тут не меньше миллиона — биологических прототипов будущих людей или роботов, или того и другого.
Фидель стоит без оружия, потому что никакое оружие не поможет, если на тебя хлынет миллионноголовая толпа. Если их и можно назвать роботами-убийцами, то с таким же успехом их можно назвать животными, в которых вложили программу имитации человеческого поведения. Или псевдоморфами без моральных ограничений.
Офелия стоит на трибуне одна, и только грозовая туча в солнечный июльский день висит прямо у неё над головой, наполняя воздух озоном, страхом и предчувствием неотвратимого. Гасты начинают роптать, тут и там раздаются гортанные выкрики, некоторые из них делают ей неприличные жесты. Толпа постепенно приходит в возбуждение, и непонятно, почему они до сих пор не бросились к ней в агрессивном едином порыве.
Офелия медленно поднимает и протягивает руки им навстречу, навстречу морю лиц со злыми глазами. Кажется, токи ненависти, возбуждения и чувства собственной силы и непобедимости проходят через её напрягшееся тело. И вот с кончиков её пальцев сходят первые языки пламени, похожие на лепестки дикорастущих роз. Молнии в туче начинают метаться, как разъярённые демоны, а потом ниспадают единым сплошным огненным потоком на землю, вниз, на головы грешников-гастов, застывших в смертном ужасе, пока их плоть плавится среди разрядов молний и огненных смерчей, поднимающихся с брусчатки Красной площади прямо в глубину тучи, сплетаясь по пути в огненные жгуты, как будто бы состоящие из душ, так и не обретших покоя в грабежах, убийствах и воровстве.